Продолжаю потихоньку захватывать все новые и новые рубежи в современной поэзии. На этот раз - Борис Херсонский. И такая у него в стихах мудрость лет сорока, житейская наблюдательность и добрый укор, не укор?... отображение действительности, наверное, что вздыхаешь над каждой строчкой.
Заколочены окна, ворота всегда на запоре.
надпись «Бабка Валька, сдохни!» белым на зеленом заборе.
Написал какой-то ирод-мальчишка себе на горе,
написал от дури, а бабка возьми и преставься вскоре.
Вот теперь докажи сам себе и другим, что ты не убивец словом,
а просто олух царя небесного, живший на всем готовом,
вот, в школу ходим, и то хорошо, что писать умеем,
а того, что написано, — не знаем, не разумеем.
А жизнь тут хорошая — песня из радиоточки,
дедушка Слава сидит на хилом мосточке,
поплавок красно-белый стоит на зеленой речке,
а в церкви по бабке Вале огонек мерцает на свечке.
***
Значит, так. Вынимаешь резной ларец,
ломаешь замок зубами клещей,
открываешь и говоришь: "Покажись!"
Из ларца вырастает резной дворец.
Во дворце – Кощей над мискою щей,
в Кощее – Кощеева жизнь.
Или так. В поле – сруб, а над срубом – дуб,
а на дубе – сук, на суку – сундук,
в сундуке – барсук худой, словно жердь.
В барсуке перепёлка гнездо свила,
в перепёлке – яйцо, а в яйце – игла,
на игле – Кощеева смерть.
Или так. Тебе девяносто лет,
но ты на ходу. На свою беду
приходишь в цех, там ты старше всех
вместе взятых. Твой партбилет
подписан Троцким в двадцатом году,
а в тридцатом пошит жилет.
Но тебя шатает. И ты летишь
затылком в землю и так лежишь,
хрипишь, чтоб тебе помогли.
Над тобой склоняется несколько лиц,
медсестра надевает иглу на шприц, –
и что там, на конце иглы?